Город Крылатого Коня

На юго-востоке Арборона, на берегу среброструйной реки Рутехель, стоял город, издавна называвшийся Городом Крылатого Коня. Далеко был он от главного, Южно-Северного, Тракта, и редко бывали в нем чужеземцы. Но рассказы об этом Городе обошли весь Арборон. Говорили о нем, что мало найдется мест столь прекрасных, а людей столь добродушных и гостеприимных чуть ли не во всем Двуземелье. Жители его были в основном ремесленниками, трудолюбивыми и искусными, и далеко славились вещи, сделанные ими. Но больше, чем рукотворной красотой, чем добротой и радушием жителей, славен был Город своим Крылатым Конем. Прекраснейшее бронзовое изваяние распростерло широкие крылья над Городом - Конь стоял на шпиле самого высокого здания, легко касаясь его острия, а одно копыто занеся вперед, как для следующего шага. Люди безмерно гордились им, и любого приезжего немедленно вели на Главную площадь, к Ратуше, чтобы он сам увидел Крылатого Коня - творение великого, но безвестного Мастера. На все вопросы они отвечали только одно: Конь всегда парил над их городом, который от века носил это имя - Город Крылатого Коня.

Так говорят в Арбороне. Так говорят и в самом городе. Но разные легенды ходят по земле; и вот что рассказал мне в звездную ночь бродячий певец, задумчиво глядя в пламя костра.

* * *

Город этот стоял на реке; до горизонта простирались поля и холмы, поросшие лесом или высокой зеленой травой, а далеко на юге вставали горы. Нечасты там были чужеземцы, а из города и подавно никто не уходил: разве можно покинуть столь прекрасное место?

А место и впрямь было прекрасным. От высокой городской стены, украшенной затейливыми башенками и галереями, к центру города тянулись идеально прямые улицы, вымощенные каменными плитами. Они то поднимались, то спускались, иногда даже довольно круто - ведь Город стоял на холмах, и с любого из них открывался прекрасный вид: небольшие дома, сложенные из светло-серого, золотистого или светло-коричневого камня; островерхие черепичные крыши увенчивались шпилями, флюгерами на башенках и печных трубах, дракончиками на верхушках водосточных труб; узкие стрельчатые окна украшены были ставнями с прорезным узором, карнизами и цветочными гирляндами. Каждый дом украшался совершенно особенно, не так, как другие - об этом позаботились многие поколения людей. Во внутренних двориках и на небольших площадях росла всякая развеселая зелень. А на Главной площади стояла Ратуша - без сомнения, самое прекрасное здание Города. В ней собирались горожане отдохнуть от дневных дел и неспешно, с достоинством потолковать о последних новостях и обсудить наиболее важные дела. Ратуша была построена искусно и с любовью - ну просто каменное кружево, а увенчивала ее башня с главными городскими Часами. Она стояла на самом высоком холме, и отовсюду был виден если не весь ее стройный силуэт, то, по крайней мере, тонкий высокий шпиль Башни с Часами.

Вполне естественно, что люди очень любили свой город; правда, это чувство делало их гордыми и несколько высокомерными, но в целом они были очень славными. Трудолюбивые, немногословные, здравомыслящие и добродушные, они во многом были сродни своему городу. Добро и красота всегда идут рядом. И все же именно в этом замечательном городе и произошло одно из самых странных чудес за всю историю Арборона.

* * *

Мастер Хорарих Тхам был человеком уважаемым и достойным во всех отношениях. Уж благоразумия-то у него точно всегда было предостаточно. Однако началось все как раз с него.

Дожив до почтенных лет, достигнув значительных успехов в своем ремесле (а был он кожевником) и вырастив с полдюжины детей, мастер Хорарих овдовел и остался один в своем большом доме (дети давно уже жили отдельно). Это показалось старику непрактичным и даже предосудительным: как же, человек один в таком [большом] доме! И он, передав дом и мастерскую старшему сыну, перебрался в небольшой домик недалеко от городской стены. Заплатил он за него сущий пустяк, а место было - лучше не придумаешь для старого человека: тихая улочка, соседей немного, осинка во внутреннем дворике. А что до того, что никто не жил там давно - пустяки! Мало ли чем не пришелся он людям, а старику Хорариху - как раз подойдет. А что стоит дом заколоченный и облезлый - так это просто оскорбление для Города. Уж мастер Тхам этим займется! Итак, старый мастер переехал и начал приводить домик в порядок.

Как-то раз добрался он и до чердака. Много там было всякого запыленного хлама, осиных гнезд да летучих мышей - хозяина это, конечно, не порадовало. И он со всем тщанием принялся за уборку. Впрочем, в груде хлама он нашел и кое-что, что его утешило. Например, совсем еще новый медный котел. А потом еще и несколько книг (вещь в общем-то диковинная, но нельзя сказать, чтобы незнакомая). Главное, что они были в прекрасных кожаных переплетах. Старый мастер пришел в восторг, увидев такое количество непопорченной неумелой обработкой кожи. Он взял свои находки в охапку и отнес вниз, в свою маленькую мастерскую (хоть мастер и ушел от дел, но безделье не признавал). Там он еще долго рассматривал свою находку, прикидывая, что бы такого хорошего и полезного из этой кожи можно было сделать. А потом, из чистого любопытства, он заглянул и в саму книгу. Читать он умел и даже гордился этим (но, впрочем, особо не хвастался - что пользы в этом занятии для уважаемого кожевника!) Водя пальцем по строчкам, мастер прочитал вслух, по слогам (ну это уж как умел) несколько строк. Слова звучали диковинно и непонятно, но сам процесс чтения старику понравился. Так он прочитал несколько строк, написанных на пергаменте ровным красивым почерком самыми большими буквами. А когда он закончил, небо вдруг заволокло тучами и солнце скрылось.

И надо же было так случиться, чтобы Хорарих Тхам, добрый и веселый человек, пробудил черное волшебство. Дело было в том, что давным-давно книги эти были написаны одним колдуном. Откуда он появился в Арбороне и куда делся потом, не закончив свою черную ворожбу, - неизвестно, да и сказание это не о нем. Но хоть и исчез он много лет назад, его колдовская сила осталась в этих книгах; и непонятные слова, что мастер Хорарих по случайности произнес вслух, были заклинаниями, разбудившими темные силы, вызванные к жизни давно сгинувшим чародеем.

Случилось это в ясный весенний день за несколько минут до полудня. Но городские часы в тот день так и не пробили, и долго еще местные жители не слышали, как они отбивают полдень. Ибо с этого момента начались такие странные события, каких бедные горожане и представить себе не могли. Да и объяснить им это было трудно - не станут же верить здравомыслящие и уважаемые люди - в колдовство, хоть светлое, хоть и темное!

А началось все для Города с того, что впервые за всю его историю испортились Часы. Когда слух об этом достиг ушей главного городского часовщика, он, несмотря на возраст и природную неторопливость, выбежал из дома без трости и шляпы, чем привел в ужас всех прохожих. Он даже не обратил внимания на мелкий осенний (совсем уж не по сезону) дождик. Мастер Часовщик исползал весь часовой механизм вдоль и поперек, провел в нем безвылазно трое суток, но сделать ничего не смог. Стрелки часов застыли в положении без двух минут двенадцать. Выведенный из себя Часовщик попытался перевести огромную минутную стрелку силой, но ничего не вышло. Он долго пыхтел и тянул ее обеими руками, потом ему стали помогать трое подручных, но стрелка оставалась неподвижной, хотя механизм был совершенно исправен и так смазан маслом, что мастер Часовщик и все его подмастерья были заляпаны им с ног до головы. Наконец, выбившись из сил, бедный мастер выпустил из рук стрелку и уселся на край циферблата немного передохнуть. Он прислонился к цифре шесть и стал вытирать лысину изрядно промасленным платком. Вдруг минутная стрелка, гибкая, как змея, опустилась вниз и ободряюще похлопала мастера по плечу, после чего, прогнав с цифры восемь любопытную ворону, вернулась на место. Часовщика отнесли домой. На улицу он с тех пор почти не выходил (башня с Часами была видна почти отовсюду), но зато послал младшего сына сообщить, что почетную должность можно считать вакантной, так как старику пора и на покой.

Сами часы оставили в покое, и они шли как им заблагорассудится: вперед или назад, быстро или медленно, но никогда не показывали полдень. А в один унылый день (солнце вообще с тех пор оставалось скрытым тучами, даже когда переставал дождь) жители, проснувшись, обнаружили Часы не на северной стене главной башни, где они были всегда, а на западной и двумя этажами ниже. Говорят, что однажды их даже видели на стене соседнего дома.

А странные вещи продолжались. Сперва люди бегали по улицам и собирались группами, чтобы обсудить происходящее, но бесполезность этого становилась все более и более очевидной. Город начинал раздваиваться. Улицы перестали вести туда, куда были проложены (а должны они были вести от Городской стены к Главной площади). Странные тени бродили по городу, появлялись в домах, не обращая при этом внимания на их законных обитателей. Потоки воды текли по улицам, зелень в садиках поблекла, все дома были в пятнах сырости и плесени. Люди опасались выходить из дома: никто не мог угадать, куда может привести знакомая прежде улица и, главное, как попасть обратно. Да и стоило только выйти за порог комнаты, как за закрытой дверью слышался шум чужой жизни, непонятные голоса, хотя никого застигнуть там не удавалось, да и вещи оставались нетронутыми. Потом странные тени обнаглели и стали шастать всюду, как сквозь дым, проходя через стены домов и тела людей. А однажды несколько прохожих оказались свидетелями и вовсе странной сцены: попробуйте представить себе вереницу непонятных существ, никак не похожих на бесплотные тени, которые невозмутимо и деловито пересекают улицу, выходя из глухой стены одного дома и входя в такую же стену дома напротив.

Люди, некогда имевшие дело с чужеземцами (и потому более других уверенные в возможности существования других обитаемых мест), стали поговаривать о бегстве. "Уж хуже не будет," - ворчали они. Но очень скоро обнаружилось, что не только к воротам, но и просто к Стене подойти нельзя. Все пути, что некогда вели к Стене, отныне вели всегда в одно и то же место: к невообразимо грязному и всегда закрытому трактиру с покосившейся вывеской "Осенний вечерок". Темные пустые окна были заколочены, мыши с громким писком выбегали из всех щелей, а на вывеске сидел наглый и ленивый котяра, который явно считал, что все ходят полюбоваться на него.

Точно так же все попытки привратника, жившего почти что в самой Стене, попасть в Город, всегда кончались тем, что он обнаруживал себя в собственной кладовке. Главная улица, которая некогда прямиком вела от городских Ворот к Ратуше, теперь извивалась как змея и ветвилась на множество грязных переулков. А участок дороги перед самыми Воротами, пройти по которому стало теперь невозможно, зарос высокой травой.

За всеми этими странными и страшными происшествиями незамеченным осталось лишь одно: перемены в характере мастера Хорариха Тхама. Один из немногих, он не беспокоился ни о чем и ничему не удивлялся, не захаживал в "Веселого дракона" потолковать о последних событиях и не пытался выбраться из города. Из дома он почти не выходил; наверное, поэтому никто и не заметил, как он изменился. Старый мастер стал алчен, завистлив, подозрителен и невзлюбил всех людей. Целыми днями просиживал он за столом, склонившись над колдовскими книгами и читая вслух злые и непонятные ему слова.

Трудно сказать, что хотел в давние годы тот колдун, зачем надо было ему все происходящее и откуда взялась в Городе вся эта нежить и нечисть. Скорее всего, все эти лиходейские твари лезли из Нижнего мира - ни в Арбороне, ни во всем Срединном мире ни о чем таком и не слышали никогда, даже слов таких не было, чтобы как-то их назвать. Меньше всего об этом знал, конечно, сам мастер Хорарих. Страшно представить, чем все это могло бы кончиться, но свершиться чародейскому замыслу было не дано. Ибо нашлись силы, что смогли помешать ему.

* * *

Стоял привычно неприятный день, пасмурный, хотя и без дождя. Мастер сидел над своими книгами, а Часы пристроились на южной стене Ратуши и показывали без двадцати шесть. Человек десять-пятнадцать горожан собрались у начала заросшей дорожки потолковать с привратником (бедняга ужасно скучал по обществу). Дальше пройти уже никто не пытался: "Осенний вечерок" с наглым котярой надоел всем безмерно, да и выбираться потом оттуда было утомительно. Разговор не клеился. Горожане стояли или сидели молча, изредка перекидываясь ничего не значащими фразами. Лишь одно существо там (а пожалуй, и во всем городе) все еще сохранило бодрость духа и, в придачу к нему, - неуемное любопытство. Оно звалось Йорис и представляло собой парнишку лет шести-восьми, замурзанного и растрепанного, с лохматыми черными волосами, сущее наказание для всего города. Именно Йорис и заметил первым, что произошло. В любое другое время это событие было бы совершенно заурядным, но тогда оно показалось просто невероятным: отворились ворота.

В Город вошел человек. Совсем еще молоденький, в зеленом плаще с откинутым капюшоном и с лютней на широком узорчатом ремне. Откуда-то взявшийся ветер играл прядями его светлых, выгоревших на солнце волос. Веселая улыбка и безмятежная дерзость синих глаз показались собравшимся по меньшей мере неуместными, а кому-то - даже нахальными. С улыбкой глянув на онемевших и остолбеневших горожан, парень с лютней спокойно прошел по заклятому месту перед Воротами и пошел по Главной улице. Там, где он шел, улица выпрямлялась и вела, как ей и было положено, к Ратуше. Но когда, выйдя из оцепенения, люди бросились за ним, Город начал выкидывать свои обычные фокусы, так что к Ратуше им пришлось пробираться порознь. Только один человек попал на Ратушную площадь вместе с пришельцем и по той же дороге. Разумеется, это был безрассудный Йорис, бросившийся за ним, когда все остальные еще стояли потрясенные. Мальчика заинтересовала лютня за спиной пришельца - предмет ему неизвестный, но притягательный.

Чтобы не отстать от юноши, шагавшего легкой размашистой походкой, Йорису почти всю дорогу пришлось бежать. Босые ноги ступали почти бесшумно; впрочем, парнишка нисколько не боялся светловолосого пришельца и не прятался от него.

Выйдя на площадь, чужак остановился (Йорис чуть не ткнулся носом ему в спину, но успел затормозить). По-прежнему весело и дерзко улыбаясь, он стоял и смотрел на Ратушу. К этому времени в окнах и на улице начали появляться люди, в том числе и кто-то из тех, что были у Ворот. Парень в зеленом плаще казался в пасмурном и отсыревшем городе непривычно ярким пятном, а его спокойствие и безмятежная веселость - вещью более чем странной.

Вдруг над площадью взлетел чистый серебряный звук: это Йорис, немного отдышавшись, не выдержал и провел пальцем по струнам лютни. Юноша обернулся, с удивлением обнаружив кого-то у себя за спиной. Он приветливо кивнул мальчугану и положил руку ему на плечо. На запястье сверкнули широкие бисерные браслеты. В этот момент тоненький солнечный лучик скользнул на площадь, блеснув на серебряных струнах лютни и в золотых волосах пришельца, в разноцветных стеклах окон, на всех флюгерах и башнях и на обеих стрелках часов, сомкнувшихся (впервые за все это время) на самом верху циферблата (Часы неожиданно тоже оказались на прежнем месте).

Часы били полдень. Они не просто солидно отбивали удары, как прежде, но вызванивали прекрасную радостную мелодию (кому-то даже показалось, что они слышат слова песни). Глаза всех собравшихся обратились к часам. Яркое солнечное сияние затопило все вокруг. Вдруг, высоко на безмятежно голубом небе, над самым шпилем Ратуши появилась серебристая точка. Она быстро росла и, наконец, превратилась в диковинную птицу. Минутой позже люди поняли, что это огромный конь с серебрящимися крыльями. С последним ударом Часов Конь коснулся острия главного шпиля Ратуши. Он величественно взмахнул крылами и, занеся копыто, замер в бездонной синеве неба.

Ошеломленные люди смотрели то на Часы, то на Коня, и сердца их переполняла необъяснимая радость. Оглянувшись вокруг, горожане внезапно обнаружили, что от дождя и сырости не осталось и воспоминания, солнце отражается в блестящих окнах аккуратных и чистеньких домов, и на непривычно прямых улицах нет ни одной странной тени. Пока потрясенные люди стояли, замерев, и смотрели то на Часы, то на Город, то на крылатого Коня, с Главной улицы на площадь выбежал привратник, освобожденный последним ударом Часов. И в тот же момент обнаружилось еще одно чудо: ни светловолосого юноши с лютней, ни озорного Йориса нигде не было видно. Привратник, пока бежал то Ворот по Главной улице, не заметил никого, кто попался бы ему навстречу. Так или иначе, в Городе ни того, ни другого никто и никогда больше не видел.

* * *

Когда Часы пробили полдень, мастер Хорарих Тхам обнаружил себя сидящим у стола с книгой в руках. С любопытством он посмотрел на диковинные закорючки, нарисованные на пергаменте. Потом перевернул книгу вверх ногами, но значки от этого не стали понятнее. Мастер добродушно усмехнулся и принялся отрывать от переплета кожу. Потом он сделал из нее множество замечательных вещиц. Большей частью он их раздарил, приговаривая, что это, мол, не дело работать ради наживы, настоящий мастер должен быть счастлив тем, что красоту делает. Ученики и подмастерья слушали старика с великим уважением.

Лишенные переплета книги долго валялись на чердаке, часть затерялась, остальные мастер Хорарих отдал за гроши мимоезжему чудаку, скупавшему старый хлам.

Жуткая история мало-помалу забылась, и скоро люди уже верили, что их Город - Город Крылатого Коня - был здесь всегда, и всегда носил именно это имя. И что испокон веков над его островерхими черепичными крышами парил Крылатый Конь из золотистой бронзы - творение великого Мастера.

Правда, в Городе еще долго ходили легенды о прекрасном витязе на золотистом коне, что избавил их край от бед и напастей. Кое-кто даже утверждал, что этот Конь - живое существо, посланник Солнца или Верхнего Мира. Находились смельчаки, что залезали на шпиль Ратуши - дотронуться до него. По их словам, хоть на вид Конь и казался сделанным из бронзы, на ощупь был он теплым, с бархатистой короткой шерстью, под которой ощущалось биение живой крови.

* * *

Остается только добавить, что до сих пор в землях, осененных серебристыми крылами, царит мир и довольство; бури и хвори, неурожай и людская злоба далеко стороной обходят этот край, а изделия их мастеров с каждым годом становятся все прекраснее.

Правда это или нет - кто может сказать теперь, в наши смутные дни? Никто не помнит тех времен, а прошлого не повернуть вспять, и волшебство давно ушло из нашей жизни - как говорят люди. А звонкоголосый певец с золотыми волосами ушел от моего костра и растворился в ночи. Даже имени своего он мне не назвал. Лишь песенка осталась мне да звездная ночь.