Двуземелье

* * *

Жил-был демиург, и создал он свой мир. (Демиургом быть, что характерно, он начал именно с этого момента.) Долгое время он предоставлял миру жить своей жизнью и следил за ней с огромным интересом. И однажды привиделся демиургу сон. Увидел он, как в его милом уютном мире появилась ни много ни мало - колдунья! Она нагло сперла лист Мирового Древа и тянула из него силы! Она морочила людям головы и собиралась занять вакантное место идола-божества, чтобы ей поклонялись и чтобы тянуть силы людей. Демиург был оскорблен. Он воскликнул: "Что ты себе позволяешь? Отдай лист немедленно!" - и проснулся. Был демиург не в духе, зато в глубокой задумчивости.

Часто встречал он в мыслях любимых своих друзей из своего мира, и знал он, что есть среди них те, кто способен справиться с колдуньей. И стал он искать в своем мире этих людей.

А в это время стало демиургу грустно одному в этом мире, и стал он искать... соавтора. И нашел. Так появился в том мире еще один демиург. (Выступил он сразу не лучшим образом, первым созданием этого демиурга стал леший, которого он все время поминал.)

Так что как-то раз сидели два друга на лекции по психологии (проф. Н.Б. Берхин) и глючили. А именно, искали они, где находится в данный момент наша дивная компания. Ну и, соответственно, нашли: компания уехала от барона, приехала на турнир и там беспробудно пила. Демиург попытался послать Дика на борьбу с колдуньей, но что бы он ни делал - Дик спал. Тут демиург окончательно рассердился и решил предпринять Второе явление и самому разобраться с колдуньей, а чтобы не было скучно - прихватить с собой друга. (Первое явление демиурга имело своим результатом обучение населения Двуземелья божественному умению плести из бисера.)

Итак, демиург решил отправиться в Двуземелье. Но вмешались какие-то совсем левые обстоятельства (то ли курсовая, то ли реферат по психологии), и когда соавторы появились в том мире, с колдуньей было уже покончено. Они застали у ее дома только ее несчастного брата. Это был мужчина неопределенного возраста, черноволосый, с густой сединой на волосах и в бороде, в темной хламиде с прорехами (накануне его слегка побили местные крестьяне, как колдуна и оборотня). Кроме того, он явно смахивал на ворона: круглые черные глаза, большой нос и свалявшиеся волосы, которые топорщились, как у птицы. В дом войти он смертельно боялся: на столе лежал Лист. Это было что-то большое (в 2-3 ладони), призрачное, красивого зеленого цвета с пробегающими золотыми искрами. Лист был живой. Он весь пульсировал и волновался, он был явно рассержен.

По золотым искрам, которые, набегавшись, застывали желтыми пятнами (на их месте появлялись новые), можно было сделать вывод, что лист вянет. Бедный брат колдуньи, обрадовавшись, что его не бьют, слушают и даже, кажется, понимают, вцепился демиургу в рукав и стал взахлеб рассказывать о своих злоключениях.

Посоветовавшись, друзья решили, что лист здесь оставлять нельзя: увядая, он стал тянуть силы из окружающих - пример тому сама колдунья. Измученный всеми злоключениями невольный оборотень только истово кивал, когда ему велели отнести Лист к самому Мировому Древу и извиниться перед ним.

- Это я мигом, - кричал он, - сейчас быстренько стану вороном, возьму в клюв и полечу.

Sylvateron

Но все его попытки стать вороном ему не удались - ведь чары колдуньи уже не действовали, а сам он колдуном не был. Он страшно расстроился, но соавторы подбодрили его как могли, дали в дорогу кусок сыра, завернули Лист в платок и выпроводили бедолагу в путь. (Позднее появилась такая легенда в Двуземелье, как приплелся на Сильватерон однажды старец, иссохший и седой как лунь - вянущий лист едва не извел его. Он решительно подошел к самому месту, где воздух начинал дрожать от энергии и пробегали золотые искры. Там он остановился, вынул из-за пазухи плат, развернул и достал Лист, темно-желтый и тусклый. Он высоко поднял его, прокричал несколько неразборчивых слов и - Лист вырвался у него из рук, заиграл золотом и растворился в воздухе. Старик пошатнулся, упал и обратился в горстку праха, тут же унесенную ветром, - как-никак, он прожил лишних 200 лет и исчез, когда чары спали с него.)

Итак, бедняга-ворон поплелся (в душе-то - полетел) исправлять, что натворил; дом колдуньи сгорел при невыясненных обстоятельствах (и слава богу: сгорели все ее колдовские книги и прочие фишки, занесенные в Средний мир из какого-то гадкого места); а демиурги-соавторы решили пока не возвращаться домой (следующая лекция была еще хуже, чем психология), а немного пошляться по Двуземелью.

* * *

Как-то раз один хороший малый - менестрель Рол - брел по лесу. Гитара за спиной, краюха хлеба в котомке, куча песен в голове. И тут впереди Рол услышал голоса. Подходит к поляночке и видит такое странное зрелище: сидят на пригорке два странных существа. У одного черные вихры, прямо-таки арборонские, схваченные синеньким шнурочком, брусничный вроде как кафтан стянут широким поясом, вот только без меча, и в придачу - здоровенная черная сумка. У него в руках была тетрадка, куда он время от времени что-то писал. Другое существо было в редкостно грязных и вытертых синих штанах, черных ботинках и черной вязаной вроде как рубахе. Он священнодействовал - он плел из бисера, причем при свете костра. Время от времени он упускал бисерину, искал ее на земле и тихо бранился. Рол во все глаза смотрел на столь странное явление в здешних краях и старался закрыть рот. Но рот не закрывался, тем более что Рол стал свидетелем такой весьма примечательной беседы:

- Слушай, демиург, - сказало второе существо первому, который в это время оставил тетрадку и занялся костром, немного потускневшим.

- Слушай, демиург, ну, про просыпанный бисер я понял, а вот почему бы тебе не положить было на небо пару фенек? Из Чайки по имени Джонатан Ливингстон, которую ты мне сплел, вышел бы нехилый Млечный Путь, а сама Чайка могла бы что-нибудь указывать; север, например - мы же все-таки северяне.

Тут он завязал последний узел и надел на голову получившийся хайратник.

- Да, - сказал он задумчиво, - просыпалось не меньше, чем на феньку. Горлум! Может, мне сделать этот бисер какими-нибудь болотными огнями, ведь сделал я лешего? О! о лешем! надо мне с ним разобраться. Небось, получится у меня гадость такая, мучайся потом!

- А ты, братец Ильберик, призови его сейчас и разгляди, - посоветовал Горлум.

- Точно!

Тут леше-создатель уселся, скрестив ноги, и позвал:

- Леший!

И леший явился. Ильберик осторожно открыл глаза и хмыкнул:

- А ничего, могло бы быть и хуже.

Перед ними возникло что-то коричневое и лохматое с умильными глазами. Оно было маленькое, толстенькое и, несмотря на густой мех, достаточно человекообразное, чтобы не походить на неудавшегося медведя. Видимо, леший почувствовал своего демиурга (чего нельзя было сказать о Роле: наверное, леший был моложе) - он смотрел на обоих демиургов с трепетом и ожиданием.

- Н-ну? - мрачно сказал Ильберик. - И что же нам с тобой делать?

Лешак заморгал. Горлум покосился на него и заметил:

- А кстати, он явно сродни скварам. Это народ такой... не помню, говорил ли я тебе о них. Живут на Туманных островах, к северо-западу отсюда. А здесь про них сказки сочиняют. Сказки, сказки... надо бы тебе показать одну штуку, про подводное царство...

Леший, видя, что речь пошла не о нем, расслабился и шумно почесался. Совсем было увлекшийся Горлум опомнился:

- А леший... А чего? Леший с ним, пусть живет, с ним даже удобнее.

- Ты думаешь? А вдруг он зловредный окажется? Детей воровать будет, путников в болоте топить? - Ильберик повернулся к лешему. - А, что ты скажешь? Будешь детей воровать и топить путников в болоте?

- А что, надо? - нерешительно спросил лешак.

- Нет, - твердо ответил Ильберик, - ни в коем случае. Будь добрым лешим: выводи заблудившихся детей из лесу, грибы им помогай искать, ягоды там. Людям на глаза не лезь - у них своя жизнь. А вот если в лесу злой человек - разбойник там, мало ли, или дерево хорошее ломает из чистого хулиганства - ну, ты это сам все поймешь, мы тебя умным сделаем и добрым, главное, светлым. Ты всякую нечисть, темень, если откуда еще заползет, из другого мира - примечай, борись с ней, и чуть что - нам сообщай. Вот над злыми всеми существами - можешь поприкалываться, но не из гадости, а так, может, поумнеют. Дружбу води с птицами, белками там, бобрами. Горлум, кто у тебя из зверей тут водится?

Тут леший опасливо покосился на Горлума и сиплым шепотом спросил:

- А эти вот, они кто будут?

- Это, брат, сам демиург, который все здесь создал.

- Ну, так уж и все! - воспротивился Горлум столь громкому титулу. - И не создал, а максимум открыл. Мир этот творился вполне самостоятельно, а я сидел и добавлял всякие мелочи - для интереса.

- А... а вы?

- А я тоже демиург, только другой. Я здесь пока только и создал, что тебя, да еще коричневые замшевые сапоги одному пацану...

Леший было сник, и Ильберик быстро продолжил:

- Ну, вообще-то, конечно, я тоже демиург - у меня есть собственный мир, со всякими тварями разными. Но они мне надоели, и я их бросил... пока. Вот попозже подамся, пожалуй, к ним... И тебя заберу, если ты брату Горлуму мешать будешь.

Эта перспектива лешаку, видимо, не понравилась, и он поспешно перевел разговор на другую тему:

- Замшевые сапоги? А тут вот стоит за деревом один в замшевых сапогах, в коричневых.

Демиурги заинтересовались и сказали:

- Ну, веди его к нам.

Лешак решительно направился к Ролу. Нервы у того не выдержали, и он с воплем отпрыгнул в сторону. Горлум (от вопля) выронил из рук тетрадку и вполголоса пробормотал: "Ах, леший тебя побери". Леший повернулся и с готовностью спросил: "Кого?"

- Ничего, ничего, - ответил Горлум поспешно, а Ильберик добавил:

- И никого.

Лешак было сник, но потом вспомнил о первом поручении и решительно направился к Ролу. Тот стоял без прикрытия и затравленно озирался.

- Ну чего ты, - миролюбиво сказал Горлум, - иди сюда, будем чай пить, а лешего ты не бойся - он славный.

Леший в знак смущения несколько раз кашлянул (или хрюкнул). Рол вздохнул и шагнул к костру.

Они уселись в кружок, повесили котелок над огнем, достали припасы, лешак принес в Ильбериковом берете каких-то лесных даров - листья, прошлогодние ягоды по типу клюквы, еще что-то (Рол покосился с отвращением).

Горлум озадачился ягодами и начал их перебирать, приговаривая:

- Болотные огни, говоришь? А можно ягоды, тоже болотные, можно, в конце концов, сокровища. Что тебе больше понравится. Пусть тут, скажем, будут залежи самородного бисера, а эти ягодки - типа черники, но разноцветные - будут указывать место...

Рол навострил уши, но про сокровища ничего больше не услышал. Горлум, отложив ягодки и с удовлетворением рассмотрев Рола, сказал:

- Он! Ну вылитый! Мы с тобой постарались, братец.

- Да, сапоги точно те самые. А то, если бы не я, ходить бы тебе, Роланд, босиком, как и твоему брату.

Рол подобрал ноги и спросил с изумлением:

- К-какой брат?

- Старший, Рол, старший, - ответил Горлум.

Луна Звезды Звезды Звезды Звезды Звезды Лунный свет Лунный свет Бисерное дерево Бисерное дерево цветочек

- Да? Старший? А-а...

- Ничего, ты его еще увидишь скоро, - успокоили его.

Рол уже не удивлялся. Он даже осмелел:

- А вы вообще кто? - спросил он.

- Демиурги, - ответил Ильберик важно (хайратник сполз ему на глаза, и он, помянув шепотом лешего и потеряв важный вид, стал его поправлять; лешак было встрепенулся, но его услуги опять не понадобились).

- Ну, мы здесь когда-то что-то придумали, а потом оказалось - это этот мир, - ответил Горлум несколько более понятно. - Вот видишь звездочки небесные? Это я бисер рассыпал.

- А-а... да, что-то слышал.

- Ну, хоть на этом спасибо.

- А ты кто?

- А я Ильберик, ну, или ИльбЕрика, в зависимости от того, брат я или сестра... Ну, а "все братья - сестры", так что это и не важно.

Рол потряс головой.

- А... сейчас ты.. вы... кто? Брат или сестра?

- Понимаешь, это нельзя сейчас определить, потому что здесь нет того, кому я прихожусь братом или сестрой, - Келандина. Он серьезней, чем я, не лезет в чужие глюки и не портит чужие миры своими нововведениями... леших, вон, не подсовывает. Он остался в том мире, в нашем, откуда мы все. О, у меня умный брат.

- А он старше?

- Нет, мы близнецы.

- Однако это гитара, - сказал вдруг Горлум. - Мои лапсы чешутся.

- О, точно, спой что-нибудь. Надо же, наконец, научить Рола его любимой песне. Жалко, что здесь нет Дика, - дудку бы одолжили.

Тут за их спинами раздалось вежливое покашливание. Они обернулись: там стоял леший с грустными глазами.

- Вы про меня забыли, - с обидой сказал он.

- А что?

- Да вот, знаете ли... понимаете... дело в том...

- Н-ну?

- (Пауза) Грустно... мне одному, - он поднял свои неожиданно большие и красивые зеленые глаза, и в густой мех скатилась огромная слеза.

- Бедный, - протянул Рол, разомлевший от чая.

- Вот еще демиург нашелся, одиночество его замучило... Дай ему волю, так он все заполонит, людей из Двуземелья вытеснит, - заговорили вместе демиурги. Лешак потупился.

- Я не хочу... заполонять... Мне бы одного-двух, - сказал он совсем шепотом, - ребе-оночка...

- Н-да.

- Жалко все-таки, живая душа, - прошептал Горлум.

- Как же можно, без детей-то, - в глазах Ильберика что-то блеснуло. - Мы же, это, педагоги, должны о детях думать...

Демиурги пошептались и, наконец, вынесли приговор:

- Разрешаем десяток: ни одним лешаком больше. Будет у тебя жена и восемь детей ("Если хочешь", - торопливо предупредил Горлум, леший горячо закивал), четыре лешонка и четыре лешаночки. Лешата будут серенькие, а лешаночки белые и пушистые. А жена у тебя будет с длинной-длинной медовой шерстью. И с голубыми глазами.

Лешак просиял и пустился в пляс по поляне, а потом бросился всех обнимать, причем оказался теплым и очень мягким, как плюшевый мишка, и совсем не страшным.


[Глюк на будущее: сваливаются персонажи в нору, а там сидит голубоглазая лешачиха с аккуратно причесанной шерстью и из той же шерсти вяжет на спицах то ли носки (а зачем?), то ли коврик, одеяло там.]